Имя Октавии Батлер, пожалуй, едва ли многое скажет большинству российских читателей: хотя на русском языке было опубликовано три её романа, выходили они крошечными тиражами, да к тому же не в лучших переводах, так что они остались практически незамеченными. Между тем, Батлер была одной из знаковых фигур в научной фантастике последней четверти ХХ – начале XXI веков. Её значение для спекулятивной литературы вполне сопоставимо со значением Тони Моррисон для мейнстрима: она стала голосом чернокожих женщин в фантастике, голосом, который снова и снова в художественной форме обращался к проблемам расы, гендера и властных отношений. В юности Октавия Батлер была большой поклонницей и страстной коллекционеркой комиксов: увлечение супергеройской тематикой отразилось в её первых романах (объединённых в серию «Матрица» («Patternist»)), в которых рассказывалось о расе людей-телепатов, поработивших остальное человечество, а затем построивших межпланетную рабовладельческую империю и погрязших в междоусобных войнах. Несмотря на любовь к комиксам, Батлер, в отличие от многих других фантастов её поколения, никогда не пыталась обратиться к этому медиуму. И лишь после её смерти издательства заинтересовались графической адаптацией её работ. Первая попытка была предпринята в 2009 году, но проект так и не дошёл до стадии воплощения. Несколько лет спустя небольшое издательство «Abrams Comic Arts» предложило двум андеграундным комиксистам и специалистам по истории комиксов Дэмиану Даффи и Джону Дженнингсу заняться адаптацией её романа «Родня» («Kindred»). Работа над книгой потребовала больше времени, чем изначально предполагалось, но в 2017 году комикс, наконец, был опубликован. «Родня» была самым значимым и успешным произведением Октавии Батлер: после выхода в 1979 году роман постоянно переиздаётся, а в американских колледжах и университетах его нередко изучают в рамках курсов современной литературы. Это наиболее реалистическое произведение Батлер, и это обстоятельство, пожалуй, сыграло решающую роль в его популярности. События романа изящно вписаны в контекст американской истории, а из всего арсенала фантастической литературы используется лишь один приём: перемещение во времени (и пространстве). Главная героиня, 26-летняя афроамериканка Дэна Франклин, неожиданно и необъяснимо переносится из Лос-Анджелеса 1976 года в Мэриленд первой половины XIX века. Её первое перемещение скоротечно и кажется почти что галлюцинацией: распаковывая вещи после переезда в новый дом, Дэна почувствовала головокружение, а очнувшись, обнаружила себя на берегу реки, в водах которой тонул белый рыжеволосый ребёнок. Дэна бросилась ему на помощь: вытащила на берег и откачала воду из лёгких. На крик матери мальчика прибежал мужчина и наставил на Дэну дуло пистолета. От страха Дэна потеряла сознание, и пришла в чувства уже дома в объятьях мужа. Всё это могло быть всего лишь видением, но одежда на Дэне была насквозь мокрой и испачканной землёй и илом, а её муж Кевин сам был свидетелем, как она вдруг исчезла и спустя несколько секунд – лишь несколько секунд, но не минут, что провела Дэна в другом времени, – вновь появилась. Спустя несколько часов ей опять стало нехорошо, и она переместилась в старинный дом, где тот же белый мальчик с рыжими кудрями, но теперь несколькими годами старше, поджигал занавески на окнах. Дэне удалось предотвратить пожар. Из последующего разговора с мальчиком она выяснила, что оказалась на рабовладельческой плантации в Мэриленде в 1815 году, а уже дважды спасённый ею мальчик, которого, кстати, зовут Руфус, – её предок. В дальнейшем периоды пребывания Дэны в прошлом увеличатся: вплоть до нескольких месяцев, – и ей придётся воочию увидеть и испытать на себе ужасы рабства, известные ей прежде лишь по книжкам. Во время работы над романом Октавия Батлер беспокоилась, что текст будет вторичен по отношению к нарративам, составленным бывшими рабами в XIX веке, однако её опасения были напрасны. Роман существенно выделяется своей структурой, подходом к теме, нестандартными сюжетными поворотами и оригинальными выводами, к которым приходит Батлер. Рабство в романе описано глазами современной женщины, имеющей лишь самые общие представления о рабовладельческой системе, но в силу обстоятельств вынужденной встраиваться в неё, с ужасом замечая, как быстро ей удаётся вжиться в роль рабыни (пусть и привилегированной). Прошлое, черты которого давно истёрлись, но которое всё равно незримо продолжает определять настоящее, – один центральных лейтмотивов романа. В какой-то момент, вернувшись в настоящее, Дэна с особой остротой и болью замечает, что возникшие в рабовладельческом прошлом стереотипы до сих пор не изжиты и во многом определяют отношение окружающих к её браку с белым мужчиной. Особое значение для Батлер имеет то обстоятельство, что современное человечество унаследовало не только культуру, но и гены предыдущих поколений. Казалось бы, это самоочевидный факт, на котором не стоило бы фиксировать внимание, но на основании этого факта Батлер приходит к совсем не очевидным умозаключениям. По её мнению, потомки рабов могут наслаждаться свободной жизнью во второй половине ХХ века лишь потому, что их предки нашли в себе мужество смириться со своим положением, терпеть нечеловеческое отношение к себе, продолжать жить и оставить за собой генетический след. Батлер удалось органично поместить эту идею в основную сюжетную линию романа: раз за разом перемещаясь в прошлое, Дэна с отвращением наблюдает, как из немного капризного, но доброго мальчика Руфус превращается в нарциссичного деспота, не гнушающегося омерзительными с точки зрения современных ценностей поступков. Дэна, пользуясь их мистической связью, пытается повлиять на него в меру своих сил, но её авторитета оказывается недостаточно. И глядя на его зверства (более чем умеренные для той эпохи), она порой едва сдерживается, чтобы не убить его. Но в то же время она понимает: поскольку он её предок, его ранняя смерть и её саму отправит в небытие. Этот очень нестандартная авторская позиция, утверждающая, что героическим поступком является не самопожертвование во имя неких идеалов, но продолжение жизни вопреки всему, несомненно, несёт на себе отпечаток трагического ХХ века. Однако она же позволяет разглядеть в рабовладельческом укладе черты, прежде остававшиеся незамеченными, и, высветив их, кардинально трансформировать, казалось бы, уже привычный нарратив о рабстве. Так что перед взявшимися за графическую адаптацию «Родни» Даффи и Дженнингсом стояли очень непростые задачи: им предстояло пересказать историю, посвящённую болезненным темам рабовладельческого прошлого и межрасовых отношений, таким образом, чтобы она сохранила свойства оригинала и не превратилась ни в нравоучительный памфлет, ни в эксплуатацию темы. Также они должны были справиться с непростой повествовательной структурой романа: действие разворачивается в двух параллельных временных линиях, события одной из которых охватывают несколько недель, а второй – пары десятилетий. При этом им следовало сохранить всё богатство идей оригинала, не извратив авторских интенций. И с большинством этих задач Даффи и Дженнингс справились весьма достойно. Сохранить все сюжетные линии в адаптации оказалось невозможным, и сценарист Дэмиан Даффи решил сосредоточиться на перемещениях Дэны в прошлое, сократив сцены, действие которых происходит в 1970-х, до необходимого минимума. Таким образом, в графическом романе гораздо меньше внимания уделяется отношениям Дэны и её мужа, а описанные в романе проблемы, с которыми они сталкиваются, будучи межрасовой парой, и вовсе практически исчезли из комикса. Вторичность этой временной линии обозначил и Джон Дженнингс своим колористическим решением: все сцены 1970-х поданы в приглушённых тонах с оттенком сепия, в то время как сцены XIX столетия играют всей полнотой красок. Это визуально разграничивает сцены, разворачивающиеся в разных временных плоскостях, и выводит на первый план восприятие событий главной героиней, для которой страшное прошлое оказывается более интенсивным и реальным, чем её спокойная жизнь в ХХ веке. Впрочем, вынесение на периферию одной из сюжетных линий вполне объяснимо: за прошедшие с выхода оригинального романа десятилетия отношение к межрасовым бракам существенно изменилось, и проблема (по крайней мере, в том виде, в каком она представлена в романе) утратила свою былую актуальность. Центральная же сюжетная линия, повествующая о путешествиях Даны в прошлое и её амбивалентных отношениях с Руфусом, его родителями и их рабами, не претерпела существенных изменений. Хотя ближе к финалу события в адаптации начинают развиваться стремительнее, чем в оригинале, и многие важные детали оказываются отброшенными, все ключевые сцены и персонажи остались на своих местах. Однако любопытна метаморфоза, которую претерпела история при смене медиума. Роман написан от первого лица: все события читатели видят глазами главной героини, а в центре повествования оказываются её мысли и чувства. Визуальный медиум обладает своими особенностями: он в меньшей степени приспособлен для передачи мыслей персонажей (для этого ему часто приходится обращаться к словам), но вместе с тем требует большей конкретики при изображении сцен. Персонажи второго плана уже не просто выполняют какие-либо действия, но выполняют их с определёнными эмоциями, и другие второстепенные персонажи определённым образом на эти действия реагируют. Эта особенность смещает фокус с одного героя на ансамбль персонажей, каждый из которых получает свою визуальную репрезентацию. Батлер практически не описывает в романе чувств других героев; безусловно, читатели – в большинстве случаев – прекрасно понимают их интенции и побуждения, но внимание сосредоточено на центральной героине и передаче её эмоций. Графическая адаптация не добавляет новых сцен или реплик, но показывает не только лицо главной героини, но и лица её собеседников, причём в равной пропорции. И эмоции других героев, зачастую лишь подразумеваемые в романе или описанные вскользь, зримо явлены в комиксе. Таким образом, многие второстепенные персонажи в адаптации оказываются более объёмными, чем в книге, и это обстоятельство несколько меняет впечатление от истории (хотя и не искажает её сути). Обращает на себя внимание и визуальный стиль адаптации: Джон Дженнингс решил отказаться от реализма в пользу стилизованного изображения. Все персонажи выглядят будто бы вырезанными из картона: это не сказывается на выразительности их мимики, но создаёт определённый эффект отстранения. Это решение, поначалу кажущееся не самым удачным, полностью оправдывает себя во второй половине комикса: этот несколько мультяшный стиль позволяет затушевать невыносимую и пугающую реальность рабской жизни и чрезмерную жестокость отдельных сцен. В ином визуальном исполнении наиболее жестокие сцены произведения практически наверняка не смогли бы избежать смакования насилия. С другой стороны, возникший между содержанием и формой зазор в ключевые моменты создаёт даже более сильное впечатление. При этом Даффи и Дженнингс решили также опустить некоторые натуралистические подробности оригинала (вроде выбитых зубов главной героини). Впрочем, едва ли этим они исказили замысел книги: Батлер вовсе не стремилась собрать на страницах своего романа как можно больше жестоких сцен. Напротив, она даже сознательно отказывалась включать в свою книгу некоторые наиболее чудовищные реалии рабовладельческой Америки: она опасалась, что чрезмерная реалистичность отпугнёт читателей. Но едва ли можно утверждать, что Даффи и Дженнингс сделали ещё один небольшой шаг навстречу аудитории: опустив некоторые детали, они не пытались облагородить или эстетизировать насилие, но лишь старались не превзойти в жестокости оригинал. Всё-таки в визуальном произведении насилие куда менее абстрактно, чем в произведении словесном, и в графической адаптации «Родни» насилие изображено правдоподобно и отталкивающе, и её чтение оказывается ничуть не менее эмоционально затратным, чем чтение оригинала. Подводя итог, можно сказать, что, хотя Дэмиан Даффи и Джон Дженнингс старались в своей адаптации максимально близко следовать тексту романа, результат их труда всё же существенно отличается от оригинала и дарует совершенно иной читательский опыт. Смещение акцентов в повествовании позволило сделать рассказываемую историю несколько ближе современным читателям, так что для тех, кто не был знаком с произведением Октавии Батлер, комикс может стать отличным введением в её художественный мир. Кроме того, Даффи и Дженнингс великолепно продемонстрировали, что в конце второго десятилетия XXI века, в эпоху Black Lives Matter, всё ещё возможно обращаться к художественному тексту конца 1970-х как точному социальному диагнозу: вопросы системного расизма и не преодолённого рабовладельческого прошлого, отравляющего настоящее, остаются актуальными. И это удивительное обстоятельство говорит о человеческой истории не меньше, чем роман Октавии Батлер. Поделись Радостью